— Мы постоянно слышим разговоры о том,  что идёт глобальная трансформация, совершаются прорывы или, наоборот, обвалы. А где находится Россия, по вашему мнению?

— Россия, к сожалению, по-прежнему находится на периферии мировой экономики. И если после распада Советского Союза нас втянули в периферию западной экономики, где мы стали обслуживать Европейский союз в качестве поставщика сырья, а Америку – в качестве поставщика капитала и умов, то сегодня наша экономика находится на перифериях сразу двух мировых центров.

Мы всё больше переориентируемся на Китай. В целом это прогнозируемое и естественное движение, поскольку центр мировой экономики перемещается в Юго-Восточную Азию, и именно оттуда всё больше предъявляется спрос на наше сырьё. При этом если раньше был спрос и на технологии России, то сегодня он заметно снизился.

Более содержательным и приоритетным стало политико-экономическое сотрудничество. Тем не менее если говорить о структуре наших торговых отношений с Китаем, то она ещё хуже, чем структура торговых отношений с Европейским союзом. В доле нашего экспорта в Китай гораздо больше сырья.

То есть по отношению к китайской экономике мы стали ещё большей периферией, чем были по отношению к европейской. А ведь ещё лет 20 назад мы поставляли в Китай оборудование, и наша структура китайского экспорта была более привлекательной, чем в Европейский союз.

— Ситуация усугубляется?

— За прошедшие 20 лет Китай совершил огромный рывок. Сегодня он лидирует по объёмам экспорта наукоёмких продуктов. По патентной активности он занимает первое место и лидирует в инновационных процессах. Немало взяв в своё время от Советского Союза, а также воспользовавшись доступом к западным технологиям в период дружбы с Америкой, Китай стал сегодня страной номер один по темпам экономического развития.

Мы же в это время оказались на периферии сразу двух центров – старого, американо-европейского, и нового, выросшего в Юго-Восточной Азии во главе с Китаем. И для обоих центров мы играем роль источника сырья, умов и капитала, что характерно для периферийных стран.

Главная причина сложившейся ситуации – отсутствие собственной стратегии экономического развития, непонимание закономерностей современного экономического роста, ориентация на рекомендации из вашингтонских финансовых организаций, из МВФ, разработанных для Африки полвека назад.

А это означает, что мы находимся в том же положении и с тем же результатом, что и африканские страны в конце 70-х годов прошлого века, когда их, по сути, лишили возможности эмиссии собственных кредитных ресурсов, потому что они увязли в долгах.

Считалось, что африканские страны не способны грамотно проводить денежно-кредитную политику, что они страдают склонностью к безграничной денежной эмиссии для покрытия государственных расходов, что выливается в гиперинфляцию и невозможность вернуть долги. К нам подошли с точно такой же меркой, а мы поверили в то, что по степени интеллекта находимся на уровне стран Африки образца 1970-х. В результате и оказались в том же состоянии, в котором они были тогда и находятся сейчас.

— А в это время мир развивался семимильными шагами.

– За это время Китай вырос в десять раз. Причём я даже не беру период 1992 года, когда мы рухнули совсем, – речь о периоде, когда практически сформировалась новая экономическая модель, закончилась шоковая терапия, началась жизнь по «новым правилам», экономика была приватизирована, стала рыночная. Это 1995 год.

И с этого момента по объёму производства Китай вырос примерно в 10 раз, а мы за это же время – от силы на 20%. А если оценить финансирование этого китайского роста, то без активной кредитно-денежной политики он был бы невозможен: инвестиции за этот период выросли в 12 раз, а кредиты – в 15.

Китайцы кредиты и сами создавали, и пользовались иностранными инвестициями. Но иностранные инвесторы приходят только тогда, когда они видят присутствие внутренних инвесторов, то есть собственные источники финансирования.

— В России ничего подобного не наблюдается? О какие камни мы спотыкаемся?

— Не наблюдается. И даже хуже того, у нас полностью игнорируется колоссальный международный опыт. Наши денежные власти делают вид, что никакого китайского экономического чуда не существует, что нет вообще никаких колоссальных трансформаций, произошедших в мировой экономике за последние 15 лет.

С 2008 года, когда разразился финансовый кризис, произошли кардинальные перемены. Мир погрузился в структурный переход к новому технологическому и новому мирохозяйственному укладу.

Никто уже не выполняет рекомендации МВФ и Мирового банка, кроме нас, африканских стран, которым МВФ выкручивает руки, и Бразилии. Все начитались книжек про экономических убийц и понимают, что рекомендации этих вашингтонских финансовых организаций ориентированы на интересы американского транснационального капитала.

В то время, как мы топчемся на месте, не только Китай рванул вперёд, но и Запад провёл структурную перестройку экономики. А она требовала финансирования. И если у нас объём финансирования вырос не более чем в полтора-два раза, то в Америке объём денежной базы вырос пятикратно, в Европе – четырёхкратно, а в Японии – трёхкратно.

Мы видим, что не только Юго-Восточная Азия проводит активную политику развития экономики за счёт целенаправленного управления кредитом, но и практически все страны мира.

К сожалению, у нас экономического чуда не произошло, хотя были не только возможности и рекомендации. Был практический опыт правительства премьер-министра Евгения Примакова и главы Центробанка Виктора Геращенко, которые реально совершили экономическое чудо, подняв промышленность буквально за 9 месяцев на 20%, восстановив то колоссальное падение, которое произошло вследствие дефолта 1998 года.

Однако этот опыт подхвачен не был. Институты развития, созданные в тот период, были закрыты. А вместо этого, как и советовали вашингтонские организации, был создан Стабилизационный фонд, в который закачивались сверхприбыли от экспорта нефти вместо того, чтобы инвестировать их в развитие страны.

То есть это политика, проводимая по рекомендации МВФ, это политика стагнации, сознательно лишающая страну национальных источников кредита, внутренних источников финансирования экономического развития.

Естественным результатом такой политики становится внешняя зависимость. Экономика идёт туда, откуда приходят деньги, а деньги приходят с Запада. Поэтому экономика была выстроена под нужды в нашем сырье, в нашем капитале, в наших умах, которых страна лишилась в огромных количествах.

— Теперь у нас вместо Запада Китай?

— Да, теперь вы видите, что вне зависимости от нас и ситуации в нашей стране структурная перестройка мировой экономики продолжается. Западные страны исчерпали ту модель управления экономикой, которой они были привержены последние сто лет, происходит переход к новому мирохозяйственному укладу, суть которого в сочетании стратегического планирования и рыночной самоорганизации, государственного контроля за обращением денег и частного предпринимательства.

Государство здесь выступает в роли стратегического дирижёра, который направляет развитие экономики, а частный бизнес обеспечивает это развитие, подчиняясь тем ориентирам, которые государство выдвигает, исходя из приоритетов долгосрочного развития.

Именно эта модель утвердилась в Юго-Восточной Азии в последние 10 лет. И она действует не только в Китае, но и в Индии, которая до пандемии успела выйти на рекордные темпы экономического роста и сейчас она их восстанавливает. Я думаю, что Индия будет идти с темпом более 9% в год.

Китай за первый квартал продемонстрировал рывок экономики в 20%. Но в годовом выражении это будет, скорее всего, 8%, то есть они вернутся на траекторию, которая была до пандемии. Такие результаты достигнуты благодаря эффективной модели управления, которая более конкурентоспособна, чем западная, где правит финансовый олигархат, где главное – это сверхприбыль, которая в основном находится в руках у финансовых спекулянтов, паразитирующих на эмиссии денег.

В Китае же для бизнеса главное – это развитие производственной сферы, на это ориентирована вся денежно-кредитная мощь государства. Благодаря этому эффективность инвестиций и кредитных эмиссий в Китае намного выше.

Запад сегодня уже потерял пальму первенства в экономике. Гибридная война развёрнута не только против Китая, но и против России. Запад пытается сдержать развитие Китая, восстановив контроль над Россией, над её ресурсами, чтобы таким образом сузить Китаю базу для дальнейшего развития.

— Получается, нас громят нашими собственными руками, точнее, той денежно-кредитной, экономической, финансовой политикой, которая проводится в стране.

– В этой современной гибридной войне главный фронт – валютно-финансовый и информационно-когнитивный. В голову наших денежных властей внедряют ложные теории, подчиняют из Вашингтона своему влиянию. Наши денежные власти по-прежнему смотрят в рот Международному валютному фонду, хотя никто в мире уже не выполняет их рекомендации – ни в Америке, ни в Европе, ни в Азии. Но наши ученики по-прежнему смотрят им в рот и исправно делают всё, что из Вашингтона говорят.

А там, естественно, говорят то, что нужно американским корпорациям, для которых главная в данном случае задача – это освоение российской экономики через контроль собственности, через контроль ресурсов. И неудивительно, что половина уже промышленной собственности у нас в руках нерезидентов. А большая часть капиталовложений у нас проходят через офшоры, которые контролируются англосаксами.

Очевидно, что в этой гибридной войне мы уже фактически утратили значительную часть стратегических позиций. Последняя история с захватом алюминиевой промышленности России под прямой контроль американского правительства прошла абсолютно легко для них, а у нас, по-моему, никто так особенно и не побеспокоился на этот счёт.

— Но люди, которые, как они говорили, «вынуждены были» пойти на это, аргументировали данный шаг необходимостью сохранения рынков сбыта, что, дескать, если бы мы не пошли навстречу, то потеряли бы десятки тысяч рабочих мест. Вы же слышали эти аргументы.

— Для них рынки сбыта – это экспорт алюминия в малопереработанном виде, то есть мы экспортируем алюминий в необработанном виде, это, по сути, сгусток энергии, много ума не надо, дешёвые гидроэлектростанции, бокситы, технологии прошлого века, сверхприбыль за счёт присвоения природной ренты, которая содержится в дешёвой электроэнергии.

Но в Советском Союзе ведь не экспортировали алюминий. Мы строили самолёты, корабли, огромное количество машин, в которых использовался алюминий. Алюминий был стратегическим сырьём, которое вообще нельзя было экспортировать.

Если бы мы развивались нормально, если бы у нас была нормальная обрабатывающая промышленность, та же алюминиевая, то сегодня мы бы загрузили полностью её внутренним спросом. А сегодня мы даже банки для кока-колы импортируем. Это же абсурд. Страна, которая производит больше всех алюминия, не может производить элементарную тару для напитков.

— Вот этим моментом вы меня сейчас шокировали. Действительно, мы получаем, точнее, те группы влияния получают многомиллиардные доходы, а вот эти банки и другую посуду…

— Почему американцы захватили контроль над алюминием? Очевидно, ради того, чтобы переработка шла не у нас. А те, кто сидит на экспорте алюминия, вывозят сырьё.

Я не думаю, что совет директоров, который назначает американское казначейство, сильно озабочен развитием экономики России.

Наоборот, им выгодно сохранить вот эту сырьевую ориентацию: вы нам привозите необработанный алюминий, а мы будем делать готовые изделия, упаковку, фольгу, посуду и использовать алюминий для высокотехнологичных товаров.

— Это такая фатализация, мы обречены?

— Нет, почему? Мы-то в Академии наук точно знаем, что нужно делать для того, чтобы реализовать установки президента страны по опережающему экономическому развитию.

— Можете поделиться?

— Вольное экономическое общество выступило в конце прошлого года с обширным докладом, в котором говорилось о том, как обеспечить опережающий экономический рост. Ваш покорный слуга написал сотни материалов для наших властей разного уровня о том, что нужно делать для обеспечения опережающего экономического развития.

И возможности для этого у нас есть. Вот клюнул жареный петух в лице пандемии, тут же оказалось, что есть и вакцины, и биоинженерные разработки, и учёные, и технологи. А почему вчера это не было востребовано? И если бы не было пандемии, так что бы эти учёные делали с инженерами?

У нас же таких специалистов в каждой сфере достаточно. У нас мощный научный потенциал, у нас большие заделы в новом технологическом укладе. Но вместо того, чтобы создавать новую высокотехнологичную продукцию, мы заканчиваем наш интеллектуальный труд опытными образцами, лабораторными исследованиями, а дальше наши лучшие умы уезжают, и в массовое производство запускают уже зарубежные корпорации.

А происходит всё потому, что наш Центральный банк, выполняя директивы Валютного фонда, не даёт денег в экономику.

Мы говорим об опережающем развитии, но на ближайшие три года Центробанк по-прежнему изымает деньги из экономики, он единственный из стран «двадцатки», кто высасывает триллионы рублей из экономики. Правительство же свои стабилизационные фонды держит вместо того, чтобы инвестировать в развитие.

Источник